Хождение через сто полей с Дуалскаром

[antumbra]

Только ради  Серпентария, только ради той идеи, что сожрала мне мозг в три утра.
А вообще, да, я не умею писать юмор, я не умею писать мало, это только первый драббл из серии, господи зачем.

Начали со смехуёчков - закончили революцией. -  Серпентария

Писать начинаю про ПОЛИТИКУ. Порнуха тоже будет, но не точно не в следующих двух апдейтах.
Или будет. Кто меня знает.

Здесь появилась хронология! Новые будут добавляться в нужное место с пометкой UPD8.

433 слова про грабеж на дороге

-… А еще он такой красивый! И голос у него шикарный, таким бы только петь, а не нести всякую чушь… - Кронос разливается соловьем, почти подпрыгивая в седле. Дуалскар со стоном потирает лоб, и мечтает, чтобы тот заткнулся.
Серьезно, они уже три часа как снялись с места ночевки и все это время – не затыкаясь, не останавливаясь – Кронос талдычит про свою новую любовь всей жизни, которая (который, угораздило же парнишку) пошлет того после нескольких попыток добиться внимания. А потом именно Дуалскару выслушивать пытаемую гитару и новый «гениальный» романс. Мужчина косится на своего младшего сына. У того тоже задвиги еще те, чего стоит пламенная влюбленность в дочку Конденс, но надо признать, что по сравнению с Кроносом Эридан еще адекватен.
С сыновьями Дуалскару вообще не повезло. Какие замечательные дети у… У… Дуалскар с удивлением понимает, что и вспомнить-то особо некого. У Макары полный швах – один тихий блаженный, другой не пойми что, то буйствует, то находится в своем мире. У Конденс тоже проблем порядочно, у Саммонера еще более менее, но с младшеньким беда совсем. Дуалскар морщится, старается вспомнить, положил он гостинцы или нет. Вроде положил, но на следующей остановке проверит. Он поворачивается корпусом к Эридану на козлах, хочет крикнуть, что скоро привал, но видит расширенные глаза и резко оборачивается обратно.
И у него в груди замирает сердце. Перед ним, направив на него острие сабли, самая красивая женщина на свете. Она ухмыляется, дергает своего коня под уздцы и говорит:
- Давай ты не будешь кричать, и быстренько отдашь все, что везешь. И я взамен не буду вспарывать тебе глотку.
Дуалскар сглатывает и понимает, что до своей аркебузы уже не дотянется. Эх, разбаловался он, расслабился. Он краем глаза видит, как Кронос тянется к засапожникам и предостерегающе выкидывает руку в сторону. Рядом с женщиной гарцует на тонконогой лошадке девчонка возрастом с Эридана, и ухмылка на её лице, тяжелый арбалет в руках, не обещают ничего особо радужного.
Дуалскар подает голос только тогда, когда разбойница взламывает сундучок в задней части фургончика и рассматривает сваленные кучей сладости и монетки.
- Оставь, а. Это не на продажу. Детям везу.
Она смотрит на него, медленно кивает и взмахивает саблей, забирая с собой почти все, что они везут на продажу. Дуалскар смотрит в их спины, щурится, когда они исчезают между деревьями на повороте, и пришпоривает Ласточку.
- Отец, - голос Кроноса дрожит, - что мы теперь будем делать?
Дуалскар оборачивается, оглядывает сыновей и подъезжает к козлам, чтобы крепко обнять бледного Эридана.
- Будем просить Конденс помочь.
- Но мы даже не знаем, кто они!
Дуалскар приподнимает бровь и смотрит на Кроноса.
- То есть, ты думаешь, что описания «красивая, наглая и с одним глазом» недостаточно?

531 слово о тавернах и неприятностях

Когда внизу глухо хлопает дверь, Дамара только-только вылезла из постели. Она подкалывает волосы, плещет в лицо водой из таза и наскоро подкрашивает глаза. Она слышит внизу голоса, среди которых с легкостью вычленяет Арадию. Остальные ей не знакомы, но мужской очень красив: глубокий и вкрадчивый. Дамара спускается вниз, скользит за стойку и с улыбкой приветствует:
- Добро пожаловать в Восточный Приют.
К ней оборачивается старший из группы и снимает капюшон. У него усталая улыбка и мешки под глазами, но Дамара уверена, что именно его голос слышала со второго этажа. Он говорит:
- Нам две комнаты. И завтрак, - он оборачивается к остальным и спрашивает, - Кому что?
Единственная девушка среди них (Дамара по привычке отмечает и её пышные волосы, и многочисленные серьги в ушах) говорит, что будет только теплое вино, двое подростков молчат. Мужчина устало потирает лоб, и Дамара видит в разрезе плаща металлический амулет. Она видела такие раньше – на бродячих монахах, на шее Долорозы. Она улыбается Проповеднику и говорит:
- Будет сделано, - и направляется на кухню, подзывая Арадию.
- Следи за ними, - шепчет она на ухо дочке, - Пусть остаются внутри и, ради всего святого, обойдись без своих обычных штучек.
Служанка говорила о них прежде: два сына и отец, путешествующие вместе и рассказывающие об учении, которое не признает неравенства, нетерпимости и насилия. Служанка говорила, что у них все больше сторонников, что они ищут способы сделать жизнь любого человека рядом лучше. О чем Служанка не упоминала – так это о дочке Долорозы. Дамара видела её раньше – девчонка пошла в отца, такая же упрямая и настырная. Кажется, её имя Поррим?
Женщина покачала головой и развела огонь в очажке, налила в чайник воды. У неё были свои заботы – скоро проснутся гости, потянутся вниз и всех надо накормить. А еще за этими надо следить, чтобы не нарвались на наблюдателей Императрицы. Та не упускала случая поставить своих шпионов рядом с Восточным Приютом, чтобы подкараулить Служанку. Но обычно у той были свои пути, на которые встать другим не дано. Дамара потрясла головой, возвращаясь из размышлений, и выругалась вполголоса, когда из главного зала донеслись возмущенные возгласы, а следом за ними – звон разбитой посуды.
Когда она ворвалась в зал, её глазам предстала дивная картина – Арадия стояла между Поррим и старшим сыном Проповедника, младшего держал отец, и все бодро обтекали на пол. Дамара сложила руки под грудью и поинтересовалась:
- И что вы, - она с трудом проглотила ругательство, - творите?
Проповедник мягко улыбнулся и отпустил своего сына.
- Все компенсируем, - он отвесил подзатыльник сначала младшему, потом дотянулся до старшего и полез в карман. Дамара оглядела надутых и красных как помидоры подростков, потом мокрую и сердитую Арадию и засмеялась. Она хохотала, держась за живот, вслед за ней засмеялась Поррим, а потом и Проповедник. Его смех дрожью отдался в коленях, заставил тонкие волоски на шее встать дыбом, и Дамара повела плечами. Она начинала понимать тех, кто пошел за Проповедником. Она бы не отказалась и сама, но её останавливала мысль об Арадии, о Восточном Приюте, обо всех тех, кто мог прийти за ночлегом и слухами. Подав знак дочери, она собрала с пола остатки разбитого кувшина и сказала:
- Постарайтесь не снести до основания мою таверну, пока я готовлю завтрак.
Проповедник улыбнулся и сказал:
- Они под моим присмотром. Больше никаких неприятностей, обещаю.

444 слова про блядский цирк

Когда Саммонер впервые приезжает в цирк, он думает что попал в ад. Мимо него с визгом и рычанием бегают странные люди, где-то в отдалении ревут медведи, а лошади всхрапывают и бьют копытами. Внутри шатра не то чтобы темно, но полумрак определенно скрадывает очертания и мешает видеть. Саммонер оглядывается по сторонам – он знает, что пропустить Хайблада сложно, что его фигура и шевелюра видна издалека, и особо искать его не приходится. Он отчитывает кого-то из труппы, его бас разносится далеко, и на его плечах сидит мелкий пацан, который беспрепятственно дергает мужчину за косички. Саммонер ждет в стороне, и пропускает момент, когда на его плечи приземляется угловатая тушка, щекоча открытую шею и руки длинными волосами. Он подхватывает ребенка на руки, тот с открытым ртом смотрит на красные пряди и что-то показывает на пальцах, очевидно важное, потому что, не дождавшись реакции, он спрыгивает и тянет за штанину Хайблада.
- Мать твою, Курлоз, что еще! – он внимательно всматривается в знаки, которые Саммонер не может расшифровать, и отвечает, - Нет, у тебя такой дряни в волосах не будет, а если посмеешь – выпорю! И вообще, забери Гамзи, мне нужно дела обсудить.
Саммонер смотрит на ребенка с неожиданным даже для него самого сочувствием. Не повезло парню – остаться немым в таком раннем возрасте – тяжко. Он забывает о Курлозе, когда Хайблад начинает орать за сорванные поставки, и Саммонеру приходится орать в ответ, только чтобы донести свои аргументы.
В следующий раз он видит Курлоза, когда тому пятнадцать, и он вытянулся, отощал и научился жонглировать с видимой легкостью. Саммонер смотрит на его изящные движения, и трясет головой, понимая, что тому, блядь, всего пятнадцать – Руфио столько же, побойся Бога!
Но он собирает семью, и теперь они живут в этом блядском цирке, и Хайблад безнаказанно пытает барабанные перепонки Саммонера. Он не признается себе, что решение было продиктовано молчаливым и неулыбчивым подростком, у которого длинные пальцы и такая же буйная, как и отца, шевелюра. Потом он обнадеживает себя, что все не напрасно, что теперь у него будет стабильный заработок, что это все на пользу, что Таврос в кои-то веки смеется, когда самый младший из Макар таскает его на спине.
А потом в цирк прибегает девчонка. Она стреляет из лука, попадая в центр мишени с тридцати шагов, она заплетает Курлозу косички, и он улыбается ей, и это первый раз, когда он вообще улыбается. И тогда Саммонер понимает, что нет смысла отпираться – он утонул с головой, он теперь прикован и обречен на вечное заключение в блядском цирке Макар. Тогда Саммонер первый раз напивается с Хайбладом, слушает, как тот глухо всхлипывает, как тот храпит на столе, и Саммонер пьет – пьет, чтобы навсегда забыть и длинные пальцы, и говорящие глаза, и худые плечи, и понимает, что не может. Не в этот раз.

906 слов про разбойниц и дрессировщиков

Потом к Хайбладу непонятно как попадают медведи. Натуральные такие, облезлые, ребра торчат. Саммонер как-то слонялся возле их клеток и, глядя в темные и грустные глаза, понял, что обязан попробовать. Он вытребовал у Хайблада свободное время на репетиции и манеж в свое распоряжение, и решил начать с медведя поменьше. Сначала с ним дежурит Руфио, потом Саммонер с удивлением понимает, что у него талант и ему больше не нужна страховка. Он добивается от животных абсолютного подчинения и с успехом выступает на манеже первый раз, потом второй, потом день через день.
Обычно на его представления нет отбоя, и Саммонеру нравится смотреть на восхищенные детские лица, но сегодня в первых рядах с таким же детским удивлением на лице стоит уже женщина, и он не удерживается от шалости и вынимает из-за её уха крупный венчик водопьяна. Она хлопает в ладоши, улыбается Саммонеру, стреляет глазами и быстро облизывает губы. Она держит за руку дочь, наклоняется к ней, что-то тихо шепчет на ухо – и они уходят, и Саммонер смотрит на бедра красотки, с трудом доводит выступление до конца и почти сбегает в зверинец.
Когда он заканчивает, медведи уже в клетках, сытые и сонные, а сам Саммонер очень хочет вымыться и поесть. Ему почти удается проскользнуть мимо Хайблада, он с трудом, но избегает ловушки хитрожопого Гамзи, который очень хочет, чтобы его покатали, но вот от незнакомой женщины в своем отсеке ему не скрыться. Эта та самая, что стояла в первых рядах, и цветок водопьяна вколот в её волосы, и она морщится от густого запаха зверинца и говорит:
- Я, пожалуй, подожду здесь.
Возвращается Саммонер уже гораздо более чистый и мокрый, и он искренне надеется, что его странная посетительница уже убралась, но надежды напрасны. Он вздыхает, плюхается на груду подушек и говорит:
- Что надо-то?
Та хмурится – повязка на глазу чуть сползает, и виден край глаза, затянутого мутно-белым бельмом – и вкрадчиво произносит:
- Ты мне интересен, - её взгляд оценивающе скользит по мокрой рубашке, и Саммонер закидывает руки за голову, - И я знаю, что я так же интересна тебе.
Он хмыкает, встает и подходит к ней ближе, но она останавливает его жестом и говорит:
- Сначала… Я хочу погадать тебе.
Саммонер удивлен, но он послушно протягивает руку, и она водит пальцами по его ладони, кусает губы и крупно вздрагивает. Он волнуется, вырывает руку и спрашивает:
- Что там?
Она молчит пару секунд, потом медленно вдыхает и говорит:
- Ты станешь знаменитым, - она улыбается, но криво, фальшиво, - Самым знаменитым из всех, кого я знаю.
В её голосе сквозит усталость, и Саммонер обнимает её за плечи, валит на кровать, целует её в шею и шепчет на ухо:
- Скажи хоть имя, о прекраснейшая.
Она улыбается и отвечает:
- Маркиза Спиннерет Майндфэнг Серкет.
Он напрягается, опирается на локти и смотрит ей в лицо.
- Ты из благородных?
Майндфэнг кивает и тянет его на себя.
- Была когда-то. Сейчас я предпочитаю звание вольной разбойницы. А теперь иди сюда.
Саммонер впивается в её губы, она стонет в рот и выгибается навстречу, запуская руки в вырез рубашки. У неё холодные руки, и по спине бегают мурашки, и Серкет довольно облизывается, почти мурлычет: «Вкусный», и царапает его спину. Саммонер шипит, хватает её руки, прижимает к кровати, и она смеется грудным, низким смехом, и потирается бедрами об его пах, и Нитраму почти больно. Он перехватывает её запястья одной рукой, тянется, чтобы поправить неудобно упирающийся в грубую кожу член, но Майндфэнг изворачивается и переворачивает их обоих. По ней не скажешь, но она сильная, и без особых усилий распинает Саммонера на кровати, почти силой втискиваясь между его ног.
Она улыбается – клыки выдаются вперед – кусает за живот, прижимает его руки к кровати и зубами ослабляет шнуровку с каждого бока, стягивает кожу вниз и удивленно присвистывает. Она смотрит снизу вверх с хитринкой в глазах и огосподичто и Саммонер задыхается, закрывает глаза и стонет, когда она медленно насаживается ртом. Её язык горячий и быстрый, и выписывает круги, нежно гладит, дразнит, порхает. Саммонер стискивает простыни, глубоко и медленно дышит, сдавленно ругается, когда Майндфэнг отстраняется, выпускает его плоть изо рта и длинным движением облизывает от основания до головки. Он слышит шорох ткани, приоткрывает глаза - она подбирает юбки, перекидывает ногу на другую сторону и помогает рукой, чтобы впустить его внутрь. Чтобы все не закончилось, раньше времени, Нитрам сосредотачивается на ней - румянец на щеках, блестящие глаза, тяжелые кудри на плечах. Он тянется к её кафтану, нетерпеливо дергает полы - на ней только тонкая рубашка, которую Серкет сама стягивает через голову. На белой коже - россыпь родинок, спускающихся от ключиц к груди и, святые небеса, у неё нет изъянов. Ладони Саммонера идеально подходят под её грудь, и Майндфэнг тихо стонет, когда Саммонер сжимает пальцы чуть сильнее, и она двигает бедрами, и их голоса сплетаются.
Серкет движется почти лениво, дразнится, почти полностью соскальзывая с члена и насаживаясь обратно. Саммонер пытается перехватить инициативу, но она прижимает его к кровати, тихо смеется, и у него отказывают тормоза. Он притягивает её к себе, держит за бедра и вбивается в неё, с каждым движением уплывая в эйфорию. Краем уха Саммонер слышит тихий шепот, смех и шорох ткани, но его сейчас волнует не это - он со стоном стягивает Майндфэнг с себя и кончает на живот. Она дрожит, ложится рядом и выдыхает сквозь зубы, закрывает глаза. Саммонер встает, чтобы вытереться и слышит топот ног и шорох упавшей занавески.
- Вот черт, - он трет глаза, мысленно обещает задать всей мелкотне хорошую порку, вытирается наконец и снова падает в кровать.
Майндфэнг смотрит на него с улыбкой, целует в щеку и говорит:
- Ничего. Пусть учатся.

448 слов про монастыри и потери

Когда Ученица прибегает в монастырь, Долороза в саду. Она вышивает возле кустов глицинии, наблюдает за молодыми послушницами и поднимается, как только видит Лейон. Долороза пытается обнять её, но Ученица отстраняется и всхлипывает, утирая слезы ладонью. От неё остро пахнет дымом и огнем, кровью и потом. Её одежда порвана, на боках царапины и порезы, волосы опалены. Долороза с ужасом замечает новые детали: сажа на щеках, сбитые в кровь ноги, пустой колчан. Она выдыхает в ужасе:
- Девочка моя, что, во имя всех святых, стряслось?
Ученица обхватывает себя за плечи, набирается сил для ответа, тихо выдыхает и кое-как произносит:
- Нас предали… Рэдглэр… Столько людей, - она переводит дыхание и говорит тверже. – Погибли почти все. Мне с трудом удалось вырваться.
Между ними повисает молчание, потом Долороза отмирает и мягко подталкивает девушку ближе к крытой галерее, поглаживает по спине, успокаивая. В задумчивости Долороза проговаривает план действий.
- Необходимо выяснить, откуда утечка. Ни в одном письме мы не упоминали даже о твоей ставке. Вы же, насколько я знаю, общаетесь между собой каким-то хитрой символьной системой.
Ученица кивает, она мелко дрожит.
- Нам помог Псионик. Он уверен, что взломать код невозможно.
Долороза задумчиво хмыкает.
- Нет ничего невозможного, милая. Вполне возможно, что именно Псионик и прокололся… Но нам в любом случае необходимо выяснить все наверняка, иначе могут пострадать планы…
Настоятельница резко останавливается, стремительно поворачивается лицом к Ученице и трясет ту за плечи.
- Где девочки?! – от лица Лейон стремительно отливают все краски, в расширенных глазах страх и вина, и Долороза подхватывает юбки, бежит со всех ног к своим комнатам. Наперегонки с ней совершенно сумасшедшими скачками несется Ученица. Они врываются в комнату одновременно, и чуть не падают, спотыкаясь руг о друга, и Долороза бьется бедром об угол стола, Ученица чуть не разбивает лицо об пол.
В четыре руки они лихорадочно пишут послания – Ученица пишет кодом, Долороза пишет от лица главы монастыря. Краем глаза она следит за Лейон – та плачет без остановки, на щеках прочерчены светлые дорожки, на подбородке собираются крупные капли, падают на бумагу. Долороза мягко отстраняет девушку, усаживает в глубокое кресло.
- Тише, милая, все будет хорошо. Они сильные, твои девочки, Мяулин все понимает, они спрячутся, а мы их найдем, слышишь? Обязательно найдем, я обещаю.
Ученица кивает, её плечи содрогаются, она говорит только:
- Я так виновата.
Долороза заканчивает письма, отпирает клетку, привязывает тонкие металлические футляры к лапам птиц. Она старается делать все тихо – Ученица чутко дремлет в кресле, свернувшись клубком – но голуби хлопают крыльями, и Долороза выпускает их в окно. Она присаживается на подлокотник, ласково треплет Лейон по макушке. Той стоит переодеться и вымыться и поесть, но Долороза не хочет её будить. Она нащупывает на груди ладанку, крепко сжимает в руке и шепчет:
- Умоляю Тебя, не дай сгинуть этим невинным душам.

448 слов про сестер и лес

В их импровизированном убежище жарко, и пыль от сухих листьев забивает нос, и Мяулин зажимает Непете рот, чтобы их не нашли. Та плачет и мелко дрожит, и Мяулин шепчет ей на ухо какую-то успокаивающую белиберду, но постепенно успокаивается и начинает ерзать. Ей сложно еще усидеть долго на одном месте, но где-то в отдалении все еще звучат голоса, и все еще пахнет дымом. Им пока не стоит выходить – думает Мяулин и просит Непету потерпеть, просит посидеть тихо, пока они играют в игру.
Мяулин страшно – она потеряла маму из виду почти сразу, когда к ним домой ворвались люди со знаком Императрицы. Мама всегда говорила бежать со всех ног и прятаться, если они увидят такие значки, и когда Мяулин растерялась, воспоминание всплыло у неё в голове, и девочка собрала сестру, схватила свой лук и два плаща, а потом они бежали. Их не замечали – занятые сражением люди не обращали внимания на двух детей, но на выходе из ставки Мяулин за плечо схватил усатый мужик, и Мяулин пришлось пырнуть его ножом, и тот заорал и схватился за кровоточащую кисть.
Они бежали вглубь леса – когда-то, еще в прошлой беззаботной жизни, сестры устроили там свое маленькое убежище, и когда мама нашла их там, она похвалила и сказала обустроить его получше. Сейчас маленькая нора может спасти им жизни, и когда Непета спотыкается об торчащие корни, Мяулин подхватывает сестру на закорки и из последних сил бежит дальше. Они скатываются с обрыва, и забираются под землю, и Непета хочет затеплить маленький светильник, но потом над их головами слышны шаги, и Мяулин молится, чтобы их не заметили. Вход скрывают кучи листьев, но потом Непете становится скучно, и она затягивает песенку, и шаги все ближе, и Мяулин почти не дышит, обливается холодным потом, закрывает глаза. На стенах уже пляшут отблески от факелов, слышны грубые голоса. Она уверена, что их сейчас найдут, но все обходится – в отдалении кто-то кричит, и люди уходят, Мяулин переводит дыхание и крепче обнимает Непету.
Они остаются в норе до ночи – Непета хнычет и боится темноты, и они зажигают фитиль, Мяулин отдает сестре остатки воды из фляжки и найденный в котомке кусок хлеба. Непета засыпает первой, она сопит и дергается, и Мяулин решается оставить её ненадолго одну – она вылезает наружу, тянет носом воздух. Она запрещает себе думать, что мама не найдет их, что они останутся одни. В лесу тихо – ни голосов, ни шагов, и Мяулин расслабляется, поводит головой. Она ощупывает кору деревьев, находит тонкие засечки, выходит по ним к ручью. Вода холодная и мутная, но в животе пусто, и Мяулин пьет большими глотками, набирает полную фляжку. На обратном пути, когда глаза уже приспосабливаются к темноте, она обирает куст орешника и складывает добычу в плащ.
Мяулин возвращается в их нору, сворачивается рядом с сестрой, тушит свет и засыпает.

373 слова про слезы и расставания

И он говорит:
- Я люблю тебя.
А она плачет, смотрит на него широко открытыми глазами и плачет. Она кричит в его руках, смеется, всхлипывает, бьет его по лицу, оставляя кровавые полосы. Дуалскар перехватывает её запястья, обнимает её за плечи и вздрагивает, когда она хлюпает носом, когда она прерывисто выдыхает, когда ему на живот приземляются горячие капли. Она не поднимает головы, вытирает лицо простыней и сидит на краю кровати. Потом она выпрямляется – и на него смотрит Маркиза, безжалостная и кровавая гроза всех окрестных торговых трактов, и у него перехватывает дыхание. Она позволяет ему видеть себя слабой, значит ли это, что теперь у них будут нормальные отношения, не краткие часы вместе, не её обидные подколы, не его прорывающаяся временами ярость.
Но Майндфэнг говорит:
- Нам нужно прекратить все это, - и в её глазах все еще стоят слезы, но голос тверд, - Нам нужно прекратить эту нелепую игру и забыть друг о друге.
Дуалскар сначала не понимает – слова не складываются в осмысленный ряд. Он просто смотрит на неё, опасную и красивую, и убирает с её щеки прилипший локон, но Майндфэнг раздраженно отбрасывает его руку и цедит сквозь зубы:
- Не смей больше ко мне прикасаться. И не ищи со мной встречи, - она встает и подбирает свои вещи, и добавляет, не оборачиваясь, - В следующий раз я тебя убью.
Маркиза одевается быстро – долгая практика; она подворачивает рукава рубашки, натягивает кафтан и подбирает волосы. Дуалскар хочет схватить её, прижать к себе, не отпускать – но он не будет унижаться, не в этот раз. Он просто одевается, гораздо медленнее, чем Майндфэнг, выходит вслед за ней из фургона и отвязывает её Пересмешника от перекладин. Она взлетает на коня птицей, и Дуалскар сжимает кулаки, чтобы не умолять её остаться, он просто смотрит ей в глаза, и она снова плачет, наклоняется в седле, и обнимает его изо всех сил. От неё пахнет потом и порохом, Дуалскар обнимает её в ответ, и она пришпоривает коня, пуская того в галоп.
За ней кружатся клубы пыли, и Дуалскар помнит, как он впервые увидел её – и так же смотрел вслед. Он смотрит на неё, пока она не исчезает, пока его глаза не начинают болеть – и он поворачивается, забирается обратно в фургон. Дуалскар садится на кровать, закрывает лицо ладонями и умирает изнутри.


UPD8

483 слова про повелительниц и подчиненных

Конденс просыпается и лежит еще пару минут, закрыв глаза. Она не ощущает себя отдохнувшей – ночью она уснула слишком поздно, с мыслями о делах, со списками, кружащимися в голове. Луч света скользит по векам, и Конденс морщится, переворачивается лицом в подушку и обещает себе, что будет внимательнее смотреть за Псиоником по вечерам и наказывать за такие мелкие провинности. Когда она поднимается на локте, волосы скользят по плечам, и в стоящем напротив кровати зеркале она видит свое отражение, критически рассматривает лицо. Конденс соскальзывает с кровати, завернувшись в простынь, отбрасывает пряди с плеч и разводит руки, позволяя ткани упасть на пол. На её теле уже видны приметы времени – под глазами и в уголках рта тени морщин, складка между бровями, несколько серебрящихся прядей, но она все еще сводит с ума мужчин. Она поводит бедрами из стороны в сторону, потягивается, проводит ладонями от бедер к груди и подмигивает своему отражение. В дверь стучат, и она не отвечает, потому что только один человек может заходить к ней с утра. Псионик плотно закрывает дверь и стоит с каменным лицом, и Конденс скользит к нему, отмечая и то, как он хмурится, и то, как сжимаются его губы, когда она прижимается к нему грудью. Его руки сцеплены за спиной, и Конденс привычно жалеет, что не может доверять ему, что не может впустить его в свое сердце. Она кивает на столик, где лежат разнообразные щетки, и садится на край кровати. За спиной слышен только шорох одежды, и размеренное, будто механическое, дыхание Псионика. Он берет тяжелые кудри в руку, и Конденс шипит, когда её обжигает резкой болью, и зубцы щетки путаются в волосах, и она терпит.
Псионик единственный, кто прикасается к ней – она не позволяет себе ни малейшей слабости кроме этой. Про заговор известно уже давно, за дочерей Конденс даже не собиралась волноваться – ей нравится чувство игры, опасности, ей нравится жонглировать людьми и мнениями. Псионик за её спиной почти не шевелится – только летают руки над волосами, и он не смотрит на неё. Конденс словно ненароком выпрямляется, сильнее сводит локти, но он только заплетает её волосы в толстую косу, и Конденс вскипает, отстраняет его руки, резко встает и указывает на дверь. Все происходит в абсолютной тишине – Псионик кланяется, на его лице видны закаменевшие желваки на висках, и он разворачивается на пятках, выходит. Конденс швыряет в дверь подушку, успокаивает себя обещанием, что накажет его, что заставит его страдать. Она трогает кончиками пальцев узор косы и расплетает её, медленно расчесывая волосы пальцами. Она снова встает перед зеркалом, лучи солнца скользят по коже, по рукам, по животу. Конденс обнимает себя за плечи. В отражении женщина, безмерно уставшая от себя и от одиночества, с бесцветными глазами и слишком рано постаревшим лицом. За окном щебечут птицы, и ей как никогда хочется перестрелять всех пернатых тварей, взорвать солнце, что так ярко светит, когда она страдает. Но Конденс выпрямляется, сжимает кулаки, выбирает платье и затягивает корсет. Она давно делает все сама – никаких служанок, никого в её покоях. Только Псионик. И сама Конденс.

507 слов про обязательства и семьи

Поднимаясь в голубятню, Псионик ощупывает края конверта. Бумага слишком плотная, чтобы можно было на просвет узнать, кому письмо, но Конденс по старой привычке использует разные сорта для разных людей, и Псионик наизусть знает, кому какое качество предназначается. Сейчас бумага плотная, белая, она едва заметно пахнет ландышами, и значит письмо либо Хайбладу, либо Дарклииру. Все идет по плану – Псионик набрасывает пару слов на тонкой полоске бумаги, сворачивает, привязывает маленький рулон к голубиной ноге и выпускает птицу из рук. Он мельком смотрит во двор, где суетятся слуги, выцепляет взглядом подозрительно знакомую лохматую макушку и вполголоса ругается. Ему еще нужно отдать письмо гонцу, иначе Императрица может заподозрить что-то. Она сегодня и так в ужасном настроении – с утра кидалась в него подушками, вспылила, когда он расчесывал ей волосы. Быть любимой игрушкой Конденс непросто, но у Каптора есть обязательства перед семьей, он обязан обеспечить сыновей любой ценой. Он спускается вниз, разыскивает в коридорах поместья гонца и вручает тому письмо с наказом поторопиться.
Он уже торопится обратно к Конденс, когда встречает Латулу. Она стоит возле картины, на которой Конденс изображена при полном параде, и Пайроп ухмыляется, и ковыряет пальцем раму, и Псионик хочет просто пройти мимо, но Латула хватает его за руку и говорит:
- Не торопись так, Псионик. Недолго и упасть, - она облизывает губы, и Каптор против воли смотрит на её язык, и ему кажется на секунду, что у неё во рту змеиное жало, с которого капает яд.
Латула идет с ним рядом, подстраивается под широкие шаги, подхватывает за руку. Со стороны они выглядят как обычно, но Псионик знает, что впечатление обманчиво. Он смотрит на её лицо, на её ухмылку, и у него внутри все смерзается в ледяной ком. Он знает, о чем пойдет речь и, когда она говорит, Каптор прав.
- Ты бы заходил к сыновьям почаще, а, Псионик? Они уже и забыли, как ты выглядишь.
Псионик отвечает сухо и сдержанно, в душе жалея, что не может просто промолчать и уйти от разговора.
- У меня есть обязанности. Я уделяю им достаточно внимания.
Пайроп смеется – и видимо это их фамильная черта – её смех злой и пронзительный, и она внезапно прямо перед его лицом и шипит:
- Сдурел совсем со своими подковерными играми! А то, что Митуна забыл уже о твоем существовании? Что Соллукс один за ним ухаживает?
Он не выдерживает: хватает её за руки, встряхивает несколько раз и зло говорит:
- Это. Не твое. Дело. То, что ты не хочешь жертвовать чем-то для других, не значит, что и я такой же!
Она снова смеется, высвобождается из его хватки и скрещивает руки на груди.
- Твоим сыновьям плевать на революцию! Им нужен отец, как ты не поймешь? Особенно Митуне!
- Мне не нужен такой сын! Он бесполезен! – Псионик рычит это ей в лицо, и он видит, как её зрачки расширяются, и она прижимает ладонь ко рту.
Он хочет взять свои слова обратно, но не может, потому что это правда. Псионик отодвигает Латулу со своего пути и слышит, как она кричит вслед:
- Тогда я заберу их, раз тебе на них плевать!
И Каптор шепчет себе под нос:
- Да на здоровье.

402 слов про неожиданные встречи на дорогах

Она вылетает из-за кустов, останавливается, словно натолкнувшись на стену, и сабля в её руке дрожит. Дуалскар откидывает капюшон и тяжело вздыхает.
- Здравствуй, Маркиза, - он спешивается, крепко держит мотающую головой Ласточку под уздцы и продолжает, - Давно не виделись.
Майндфанг осунулась – линия скул стала резче, появились складки возле носа. В глаза Дуалскар старается не смотреть, он отводит взгляд, ждет её слов. Но когда он коротко кидает на Маркизу взгляд, та кусает губы и, судя по виду, намеревается молчать до победного. Ампора делает шаг вперед и тихо говорит:
- Ты грозилась убить меня в следующую встречу.
Она резко вскидывает голову, её рука не дрожит. Лезвие холодит кожу горла, и Дуалскар закрывает глаза – он уже давно готов умереть, он рад, что его убьет Майндфэнг. Но та медлит, и он сам прижимается к стали, чувствуя, как течет за воротник кровь. Несмотря на всю свою храбрость, Дуалскару на мгновение страшно, и он ждет, ждет, когда же наточенная до бритвенной остроты сабля перережет ему горло, но вместе этого сначала от горла пропадает сталь, потом его оглушает пощечина, а потом Майндфэнг целует его. От силы удара в голове немного звенит, щека, скула и часть уха горят огнем, но он не обращает на это внимания. Он обнимает её, прерывая поцелуй, зарывается лицом в её волосы, вдыхает её запах. От неё по-прежнему пахнет порохом, но сейчас еще и кровью, и она жмется к нему, вцепляется в плечи до побелевших костяшек. Сначала кажется, что Маркиза плачет, но когда она поднимает глаза, они сухие и красные, и она прижимается к Дуалскару лбом, её губы дрожат. Он улыбается – сначала недоверчиво, потом все шире, обнимает её за талию и кружит вокруг себя. Но Майндфэнг серьезна и тиха, и она говорит:
- Это все еще ошибка.
Она говорит:
- Я все еще не твоя.
Она говорит:
- Я не хочу втягивать тебя во все это.
- Ты и не будешь, - Дуалскар прижимает её к себе крепко, клянется, что в этот раз точно никуда не отпустит, - просто позволь мне быть рядом, чтобы защитить тебя, любить тебя.
Он гладит Майндфэнг по голове, та позволяет себе только несколько минут, а потом отстраняется и командует:
- Довезешь меня до моего лагеря, - но у Дуалскара свои планы, и он вскидывает её на плечо, несильно шлепает по заднице и охает, когда острое колено врезается в живот. Она соскальзывает с его плеча, одергивает кафтан и хватает за волосы на затылке.
- Мы можем развлечься, но по моим правилам.

479 слов про цирк и порядок

Яркое полотнище шатра видно издалека, оно трепещет на ветру, фиолетовое и желтое. Рэдглэр привстает в стременах, прикладывает руку козырьком ко лбу и говорит Терези:
- Почти приехали.
Та в ответ только пришпоривает Огневика, поднимает его на дыбы и мчится вперед. Неофит ухмыляется - шороху Терези может наделать порядочно, но они здесь не за тем. При мыслях о поручении Конденс Рэдглэр хмурится, дает шенкелей Дракону и несется вслед за дочерью. Дурно пахнет вся эта интрига - ну кому, скажите на милость, могут помешать Проповедник и Долороза? Да, теперь с ними и Ученица (голову которой, по хорошему, нужно уже давно насадить на копье), но лучше бы Императрица столько внимания уделяла разбою на дорогах.
Рэдглэр догоняет Терези у самого входа, скидывает поводья подбежавшему Курлозу, треплет по волосам Гамзи и помогает спешиться дочери - той все еще сложно справляться с некоторыми действиями после стычки с Серкет и её бандой. Рэдглэр оставляет дочь на попечение Курлоза и Гамзи, и заходит в шатер, ужом проскальзывая мимо клеток, ящиков и членов труппы. Она находит Хайблада внутри его отсека, закрывает его глаза ладонями и почти сразу оказывается в кольце крепких рук.
От него пахнет гримом и лошадьми, у его губ привкус табака - но он нежен и тих, и целует её, не давая вздохнуть. Рэдглэр обнимает его за шею, закрывает глаза и, господи, как она скучала. Она тихо смеется, когда Хайблад поднимает её на руки и его волосы лезут ей в нос, вынуждая чихнуть. Он падает вместе с ней на тюфяк, тяжело дышит ей в ухо, и Рэдглэр проклинает официальную форму главы порядка, со всеми пуговичками и позолотой, множеством слоев и штанами. Как она ненавидит штаны в этот момент, кто бы знал. Макара басовито смеется, когда она извивается под ним, стараясь одновременно стянуть и сапоги и штаны, и запутывается в одежде. Он целует её снова - жадно, почти зло, и она кусает его, тянет за волосы, освобождаясь наконец от нижней половины одеяния.
Когда он смотрит в упор, нарочито медленно расстёгивая пуговицы на мундире, Рэдглэр не выдерживает, колотит его по плечам, пытается выползти из-под него и клянется, что больше никогда!.. Но он понимает, и стягивает ткань с её плеч, кусает в изгиб шеи, и она меняет свое мнение. Хайблад отстраняется на мгновение, чтобы снять с себя то немногое, что на нем есть, и скользит ладонями по её животу.
Он входит в неё плавно, давая заново привыкнуть, и она задыхается, тяжело дышит, пытается силой расслабить сведенные мышцы. Давая время, Хайблад упирается лбом в её плечо, и под руками Рэдглэр его плечи дрожат, и она расслабляется, тихо стонет, когда он входит до конца. Внутри неё - пожар, который подпитывают медленные толчки, и она закрывает глаза, запрокидывает голову, сосредоточенная на вспышках удовольствия. Она не удивлена, когда Хайблад стонет, замирает, выплескивается в неё, вжимается в неё. Рэдглэр знает, что еще получит свое, она дает отдышаться, выйти, вытереться и только после этого перекатывается на живот и спрашивает:
- Так что за Проповедника ты привечаешь, милый?